في عصر قديم، عاشَتْ أسطورة موسى وشهيرة الشهيرة، الجميلة والأنيقة. لم تكن حياته مجرد قصة عادية، بل كانت كالحكايات الساحرة التي تجذب القلوب والعقول. ولد لهما ابن، سماه موسى، كما ورد في السجلات القديمة. ولكن هل كانت نهاية القصة؟ لا، بالطبع لا. لأن في عالم الخيال والحكايات، كل شيء ممكن، حتى السحر والمفاجآت الغير متوقعة. فلنتابع القصة ونرى ما الذي يخبئه المستقبل لموسى ولسعيه إلى السعادة في عالم سحري وخيالي
¡We🔥Come!
⁎⁎⁎ ⁎⁎⁎ X ⁎⁎⁎ ⁎⁎⁎
*** *** Y *** ***
Click the image for a quick introduction.
✨انتفاضة 🕺الدُمى💃 الصامتة✨
Не выходи из витрины, твой мир —
В стеклянной тюрьме, в тумане из света,
Твой образ — наряд, твой плен — сувенир,
Ты — вечный молчальник без слова ответа.
Накинь на плечи привычный наряд,
Скрой пустоту, чтобы верить в личину.
Ты создан, чтоб платьем пленить женский взгляд,
Но взгляд без души — всего лишь картина.
Тебя, как скульптуру, хранит теснота,
Как прах вековых неизменных законов,
Смирись — ведь ни воли, ни смысла, ни сна
Не ведают формы глухих полигониев.
Они надевали тебе этот шёлк,
Эти брюки, застёгнуты на тебя строго,
Чтоб ты в их приказе, как раб и истолк,
Стоял средь витрин, не мечтая о многом.
Ты — образ пустой, ты безликий чурбан,
В стеклянном стоишь ты под светом, как в клетке,
Ты маска без права на личный обман,
Ты шепот чужих суетливых заметок.
👄🪬🫦
Каждая баррикада делит улицу на два тупика.
Этот афоризм принадлежит Геннадию Малкину, одному из лучших современных мастеров слова. У него десятки книг, премии, знакомство с Зиновием Гердтом, Мордюковой, Квашой, и т.д. В кратком предисловии к одной из книг знаменитый афорист сообщил о проживании в Уфе в 1941–45 гг. В ответ на мою просьбу поделиться воспоминаниями, Геннадий Ефимович прислал нижеследующий фрагмент из своих мемуаров...
🫦🪬👄
Детская память идет вслед за временем и подбирает что-то свое, оброненное взрослыми. Еще не помню ни отца, ни мать, ни брата, ни сестру, ни как вещал по телефонной трубке в два года: «товарищи, без паники – воздушная тревога!» (со слов родителей). Не помню, как мы прятались за печкой на кухне дома, в Брянске, как меня тащила мама на руках под грохот наступающего ужаса и гибели, как мы добрались до Орла, куда уже входили немцы… Не помню и не понимаю до сих пор, как сумела мама, с тремя детьми, прорваться через разбомбленные пути к какому-то стоящему составу, пролезть в забитую доской «теплушку,» которая со скрежетом прошла по ржавым рельсам, годами позабытого пути. И покатились дни к Уралу, без пищи, на полу, который стал постелью и столом, и туалетом… Бывало, что на станциях какой-нибудь солдат делился хлебом со старухой и ее детьми, а маме тогда было сорок лет.
Я потихоньку помирал от голода и диспепсии, а поезд полз израненной сороконожкой к надежде, людям, жизни. После веселья нашего вояжа, приблизились к Уфе, уже закрытой для обычных беженцев, и нас сгрузили в Дёме, откуда пригородный поезд ходил в Уфу, возил людей, имеющих официальный пропуск. Среди рабочих, ехавших законно, попались добрые сердца – нас уложили под сиденья, закрыли телогрейками, мешками и ногами, и мы доехали, не пойманные патрулем, до города, где прежде жили мамины знакомые.
На станции продавали мороженое, горячие булочки и что-то еще бесподобное, из прошлой расстрелянной жизни. Когда мама нашла знакомых, мы пришли к ним домой и увидели на керосинке сковородку с котлетами, в облаке запахов рая. Когда я подрос, мне сказали, что я изловчился схватить, проглотить и боролся как зверь за все остальное, и все испугались, что я тут же умру от обильной еды после долгого голода. Не помню из этого ничего, но знаю, что выжил. Мы вскоре сняли комнату и жили вместе всей собравшейся родней, дружнее и тесней, чем сельди в бочке…
Первое в жизни, пунктирное воспоминание: хочется есть, передо мною корова в аромате тепла и чего - то божественно вкусного - это был жмых у нее во рту. Испугавшись рогов и огромного тела невиданной прежде коровы, я позорно бежал, уступая бездушной судьбе, не отведав от пищи богов.
Спустя время, когда мы уже жили отдельно, выплывает из памяти вечер: мы сидим за столом, перед нами три блюдца со сладковатой от сахарина водой, мама сыплет в них горсточку семечек и говорит нам, что это халва. И еще, прорывается в память картинка: сестра достает из портфеля что-то круглое, вроде баранки, и дает ее мне, не попробовав даже кусочка от подарка из школы, в честь какого-то праздника. Она повела меня как-то впервые в кинотеатр, фильм назывался «Александр Матросов.» Мне сказали, что он жил в нашем городе, в какой-то колонии, и погиб на войне как герой. У меня был с собой пистолет, из обрезка доски, со стволом из проржавленной трубки и резинкой с горохом, для точной стрельбы. До сих пор вижу кадр, как Матросов ползет к пулеметам, изрыгающим смерть, и встает во весь рост…, и я начал стрелять по экрану – в амбразуру немецкого дота. К сожалению, я не попал.
Всплывает как в тумане: ограда парка, духовой оркестр, ватага пацанов и очень толстый человек без выражения лица, припавший к ржавым прутьям… Мальчишки крутятся вокруг него и те, кто посмелей, надавливают пальцем на расплывшееся тело – в том месте остается углубление. Когда мы шли обратно, я увидел, что человек осел в нечистую траву с закрытыми глазами. Лет через двадцать я узнал, что это называется водянкой, от голода, когда пьют воду вместо пищи, и с ложным чувством сытости отходят в лучший мир, где нет войны.
Еще картинка: рынок, мама смотрит, где купить картошки, народа почти нет, торговые ряды пусты, и вдруг шум, крики… Когда слегка утихло, стало видно – бьют мужчину. И вопли: мясо! вор! убить его! Мужчина в форме, бил по голове виновного гофрированной трубкой от противогаза – тот молча закрывал лицо руками…
Не говорю о том, как нас нашел отец – помню свет из двери и тепло налетевшего счастья. Знаю из семейной хроники, что он был в ополчении под Брянском, что город немцы взяли сходу, и участь почти всех оборонявшихся была печальна. Отец остался жив – спасали Брянские леса. Он понимал, что мы в ловушке города, а это не сулило ничего хорошего – евреи были вскоре уничтожены. Мы ничего не знали о его судьбе, а он - о нашей, и худшие предположения усугублялись временем.
Однажды отец сопровождал очередной состав, идущий на Урал. В Уфе, при длительной стоянке, его напарник заглянул в буфет на привокзальной площади, там его вычислила дама полусвета и повела к себе домой. Решив поблизости найти бутылку водки, она направила избранника к крыльцу, сказав, где расположена ее большая комната. Пришелец заблудился в коридоре и оказался в нашем переполненном жилище. Последовали извинения, вопросы… Он услыхал, что мы из Брянска, что мы не знаем о судьбе отца, и вспомнил постоянную тоску напарника о детях, о жене, пропавших, видимо, в воронке гетто. Товарищ наскоро простился, бегом на станцию, и рассказал отцу, что видел некую семью из Брянска, возможно, кто-то что-то знает и о его родных. Дал адрес, и отец отправился по зову невозможного. Картину этой встречи вряд ли смог бы передать самый талантливый художник – это по силам только жизни.
Судьба воспрянула и жизнь опять соединилась с будущим.
Наши войска уже освобождали отданные города, и вскоре стали появляться пленные, враги, которые копали траншеи для каких - то мирных нужд почти - что рядом с нашим домом. Кадр прошлого: в канаве немец, совсем не страшный, он шатает грязным пальцем зубы и просит лук у нас, детей. Я прибегаю в дом, рассказываю маме, и мама достает из под стола, зашитого досками, большую луковицу. Я видел – там остались еще две…
Фашисты казнили брата отца - при выполнении особого задания в Орле, был выдан, опознавшими его соседями. А его сын, танкист, сгорел в подбитом танке, и прах его не захоронен так же, как и прах его отца, и моего двоюродного брата Аркадия, погибшего уже после победы над Германией…
А День Победы я запомнил хорошо.
День Победы, о которой я услышал первым в коммунальном доме в городе Уфе. Накануне мне исполнилось шесть лет, и отчего-то не спалось всю ночь. Я берег свою первую в жизни игрушку – лошадку из папье-маше, на дощечке с колесиками, смотревшую с узкого подоконника на печку-«буржуйку» с железной трубой, выходящей в окно. Было боязно, что лошадку отнимет шпана, наводнявшая улицы и дворы. На рассвете, черный репродуктор, который не выключался, объявил мощным голосом Левитана, что Германия капитулировала. Я закричал, папа с мамой проснулись, и мы бросились в коридор, куда из дверей выбегали наши соседи - кто в чем был. Пеньюаров, пижам и белья от кутюр, на них не было. Были только глаза, и голые руки, обнимавшие всех. Опасаясь чего – то, выглянул тихий бухгалтер, которого не любили за имя Адольф, но и он получил свою порцию крепких объятий.
Это было такое единение счастья, горя, надежд и прощенья, которого больше не возникало ни при каких обстоятельствах жизни…
ПИРАМИДА САЛАВАТА
Книга продается в Уфе, в магазине "Акнига", ул. Гоголя, 36 (ост. транспорта Музей Нестерова)
https://sergey-orlov.livejournal.com/13199.html
Среда, 13, Июнь, 2007
Думаю, есть немалая часть людей, наблюдавшая за грандиозным юбилеем Салавата Юлаева (250 летие), испытывая при этом нечто, как герой известного анекдота, который чувствовал, что его кидают, но не мог понять, где именно? Чтобы разобраться в этом вопросе, я убил немалое количество времени. И кажется не зря.
В поисках аргументов мне не пришлось переворачивать хранилища архивов. В этом не было нужды. Достаточно было просмотреть первоисточники, которые уже находились в руках именитых салаватоведов, – ведь использованы они были так виртуозно, что этому могли бы позавидовать уличные наперсточники. Незасвеченные в Уфе архивные документы из Москвы, Казани и Оренбурга позволили мне пройти сквозь плотный художественный туман и заглянуть за кулисы мастеров легенды…
Годы после октября 1917-го свинцовым катком выровняли территорию, все способные высказать независимое мнение были основательно утрамбованы, и образовавшаяся пустыня стала идеальным местом для монументального строительства.
Сталин: «Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев.»
Нужно ли говорить, что подобные слова пропаганда воспринимала, как боевая лошадь звук военной трубы. Новаторский подход новой власти к событиям давних лет хорошо виден на примере Кунгура. Этот город в 1774 году осаждался пугачевцами, и Салават Юлаев там был на первых ролях.
Накануне из Кунгура трусливо сбежал воевода с помощниками, в итоге, город обороняло ополчение, собранное и вооруженное на частные пожертвования. Отбив несколько штурмов, жителям удалось выстоять. Через 100 лет Городской думой было принято решение поставить памятник героизму кунгурцев: «Дабы сохранить в потомстве память о счастливом избавлении города от злодейского погрома и о подвиге наших предков, которые не щадя своего живота ревностно защищали город, а некоторые из них даже погибли.» Долго собирали деньги, долго строили, наконец, в 1893 году на Соборной площади был освящен красивый обелиск, на белых мраморных табличках которого золотились слова: «Благодарные потомки храбрым предкам.»
При советской власти Соборную площадь Кунгура переименовали в площадь Пугачева, на указанный памятник привинтили красную звезду и, сорвав таблички, размашисто написали: «Борцам революции!» Так и простоял оскверненный памятник до конца 1980-х годов, пока ему не вернули первозданный облик, а площади – имя.
«Че»
Никак не выходит из головы этот Че Гевара. Попробуем сопоставить героев. Как известно, кубинский революционер был пленен (не без помощи боливийских крестьян) раненым, и только после того, как у него кончились патроны.
В романе Салават отстреливается в лесу от двух десятков солдат: сначала из ружья, потом из двух пистолетов, уложив, таким образом, одиннадцать пехотинцев! Но вот... «в пороховнице не осталось ни крошки»1.
Заглянем в столь ненавистные некоторым архивные документы? Салават на допросе подробно указал обстоятельства своего пленения: «А когда отец мой, Юлай, поехал с повинною явится к господину коллежскому советнику Тимашеву, то и я с товарищами моими, в числе четырех человек, пешей, на лыжах, вслед за ним для того объявления туда ж пошел, но дорогою, блис деревни Каратавлы, в лесу командою господина подполковника Аршеневского пойман, но против оной, хотя я оружие при себе имел, но никого отражения не делал»2.
Если о намерениях можно спорить, то факт пленения Салавата без борьбы — очевиден. Даже слишком. Удачливый биограф, встав на смену исчезнувшему романисту, придумала новую сказку; но писателю легче — наука требует соблюдения приличий. История получилась натянутой и, как следствие, — длинной. Поэтому для удобства широко применяется облегченная версия. И правда, зачем напрягаться-тужиться, если желающих поспорить нет?
И.М. Гвоздикова: «12 ноября 1773 г. Салават Юлаев присоединился к Пугачеву, 25 ноября 1774 г. он был предательски схвачен в плен»3.
Из донесения генерала Суворова (через пять дней после поимки Салавата): «Порутчик Лесковской, окружив ночью деревню, в коей он Салаватка, и с ним бывшие: есаул, писарь и два башкирца скрывались, поймал и привес оных к подполковнику Аршеневскому, у коего до отправления в Уфу теперь оставлены в содержании. А потом, и по показанию де помянутого Салаватки, за сообщниками ево к поимке партии также посланы»4.
Справедливости ради надо сказать, что Салавата на том допросе били батогами, на что он и пожаловался при случае. Батоги — деревянные прутья, толщиною в палец, а длинною в локоть. Не очень тяжкое испытание, если судить по пословице: «Батоги — дерево Божье, терпеть можно». Пугачев, кстати, не стал дожидаться подобной экзекуции, воскликнув: «Помилуйте, всю истину скажу и открою!»5.
Показания Салавата, о которых упоминает Суворов, были зафиксированы в протоколе, который, если верить Инге Михайловне, «не сохранился»6.
Упоминавшиеся батоги на первом допросе — единственный известный факт о физическом воздействии на Салавата за все время следствия. Но биограф наш отнеслась к этому делу творчески: «За весь период изуверских пыток он не назвал ни одного из своих сподвижников»7.
Журнал «Ватандаш», перехватив эстафету, выдал следующее: «И в лице, и в позе гордо выпрямившегося пленника ощущаются внутренняя свобода и независимость, которые он сохранил после жестоких пыток, когда, как известно, ему сломали руку, лишили глаза»8.
Впечатление такое, что безглазым стал как раз главный редактор. Я думаю, его простят. Но попробовал бы кто увлечься в другую сторону, например: «Рогервик, как известно, был не самым худшим местом: Балтийское море, умеренный режим, трехразовое питание. И походы на окрестные хутора».
В интересном положении, порой, оказывается не только пишущая братия, но и рисующая. Фантазия Злобина так потрясла художника Алексея Кузнецова, что тот два года не расставался с кисточкой, изображая «Допрос Салавата». Мало того, для полноты впечатления он съездил в Ленинград, и просидел несколько часов в каземате Петропавловской крепости...
Сидел, похоже, не зря. В 1955 году автор получил орден, после того как его картина прославилась на московской выставке. Из похвальной рецензии: «Кузнецов неспроста укрупняет фигуру Салавата, освещая его лучом света. Народный вождь возвышается как монумент, подавляя своих врагов моральной силой, силой духа. Гордо стоит перед ними Салават, всем своим видом олицетворяя стойкость духа и уверенность в себе»9.
На подлинном допросе Салават был не очень гордый. Рассказывал, что служил Пугачеву «боясь от него смерти, и паче по молодости своих лет». А заканчивается протокол такими словами: «В чем и приносит пред ея императорским величеством повинную и просит матеряного помилования»10.
Матушка Екатерина, как мы знаем, была не жестокосердна. Не потому ли Салават не был казнен прямо в Москве, вслед за Пугачевым и его сообщниками?
«Не воскреснут бунтари, попросившие пощады» (Лев Халиф).
Мало ли, что где писано — главное, что толкует главный историк. Муртаза Рахимов: «И в победах, и в поражениях он не менял своих убеждений»11.
Льется трансляция, гудят печатные станки...
Кто на гербе?
Лучезарный Салават появился на гербе Башкирии в 1993 году. По правилам геральдики изображать конкретную личность не принято, и в Верховном совете об этом прекрасно знали. Но очень хотелось. Придумали такую фишку...
— А на гербе изображен памятник не Салавату Юлаеву!
— ???
— Поскольку прижизненного изображения Салавата не существует, — значит памятник представляет собой собирательный образ борца за свободу и справедливость.
— Типа неизвестному солдату?
— Нет! Нет! Это памятник... э... м... посвященный Салавату...
На том и порешили. Запустив бумеранг, авторы идеи до сих пор радуются своей находчивости. Так на гербе республики появилось нечто не просто связанное с личностью Салавата Юлаева, а с нею отождествляемое.
⁎⁎⁎
ИА «Башинформ» о 250-летии: «Юбилейные мероприятия посетили представители зарубежных дипломатических миссий Болгарии, Индии, Эстонии, Азербайджана, Казахстана, Таджикистана, делегации ЮНЕСКО, регионов Российской Федерации — Татарстана, Удмуртии, Оренбургской, Челябинской и Пермской областей, сотрудники МИД России, видные общественные деятели, ученые, писатели, работники искусства и культуры».
Наверняка не один историк, глядя на это грандиозное представление, прятал улыбку: «он знал, что вертится земля, но у него была семья». И была еще служба.
Как известно, Петр I запрещал говорить по бумажке, — «дабы дурость каждого видна была», — но и бумага не всем помощник. Представляю выдержки из открытого письма, написанного от вашего имени. Да, да, от Вашего...
Газета «Истоки», печатный орган Правительства РБ: «Главная улица столицы Республики Башкортостан — г. Уфы — должна носить имя Салавата Юлаева — таковы желание, требование и просьба всего населения (выделено мной. — С.О.), всех общественных организаций... Нельзя присваивать имя Салавата никакой другой улице. Сделать это — значит принизить нашего национального героя, надругаться над нашей историей... Мы просим Президента, Правительство, администрацию Уфы, чтобы имя всемирно значимой исторической личности, национальной гордости и символа Башкортостана — имя Салавата Юлаева было присвоено главной улице нашей столице — проспекту Октября»12.
Среди десятка нездоровых челобитчиков — пара известных нам чутких историков, передовиков движения. Крик души раздался своевременно: письмо было опубликовано в феврале 2004 года, а в марте у Гвоздиковой и Сидорова на магазинных полках появились книжки о Салавате. Все новое: красивое оформление, твердый переплет, только запах — старый.
Дорогие уфимцы и гости столицы! Вы можете совершить уникальное путешествие: от величественного памятника Салавату Юлаеву, через прилегающую площадь имени Салавата Юлаева, далее вниз по ул. Фрунзе, мимо другого памятника Салавату Юлаеву, установленного к 10-й годовщине суверенитета, до сада имени Салавата Юлаева, и, прогулявшись по нему, выйти на улицу Салавата, которая приведет вас на проспект Салавата Юлаева...
В книгу Гиннеса рекорд!
ИА «Башинформ» (через месяц после торжеств): «Президент Республики Башкортостан М.Г. Рахимов 20 июля 2004 года подписал Указ об установлении в Республике Башкортостан Дней Салавата Юлаева, которые будут проводиться во второй декаде июня. Согласно настоящему Указу Правительству (выделено мной. — С.О.) Республики Башкортостан поручено определить перечень мероприятий Дней Салавата Юлаева и обеспечить (выделено мной. — С.О.) их ежегодное проведение в районах и городах. Контроль за исполнением Указа возложен на Администрацию Президента Республики Башкортостан».
А теперь цитата из книжки дедушки салаватоведения, полвека бросившего под копыта чугунного коня (чуть не сказал под хвост): «Утверждение о возвеличивании Салавата «по приказу свыше» не имеет каких-либо серьезных оснований... Салават в этом просто не нуждается»13.
И, наконец, кавалер ордена Салавата Юлаева Муртаза Рахимов: «Салават Юлаев любимый герой не только республики, но и всей России, его идеи, о которых он говорил, воплощаются сегодня в жизнь, поэтому я очень доволен»14.
Влюбленных в Салавата я так и не встретил. Собирая материал, я скромно интересовался мнением друзей, знакомых и малознакомых. Спрашивал вскользь, исподволь, не обнаруживая своего глубокого интереса. За всю Россию не скажу, но от уфимцев ничего хорошего я о Салавате не услышал. Есть предел, за которым весь напор пропаганды вызывает только обратный эффект. Люди, не зная исторических фактов, и не имеющие возможности их узнать, интуитивно чувствуют приторную фальшь. Еще полторы сотни лет назад на эту тему высказался Авраам Линкольн: «Можно дурачить часть народа все время, можно дурачить весь народ некоторое время, но нельзя дурачить все время весь народ».
Сергей Орлов Уфа, 2004—2006
На сайте http://sergev-orlov.liveioumal.com вы можете оставить свои отзывы, а также познакомится с другими публикациями автора.
Примечания
1. Злобин С. Салават Юлаев. С. 467.
2. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии. С. 320.
3. Гвоздикова И. Салават Юлаев: исторический портрет. С. 14.
4. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии. С. 412.
5. Анисимов Е. Указ. соч. С. 401.
6. Гвоздикова И. Салават Юлаев: исследование документальных источников. С. 39.
7. Республика Башкортостан. 2004. 17 февр.
8. Попова Л. Образ Салавата Юлаева в изобразительном искусстве Башкортостана // Ватандаш. 2002. № 6. С. 184.
9. Образ Салавата Юлаева в живописи Башкортостана http://bashkortostan-republic.net.ru/image-su.html
10. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии. С. 302.
11. Речь президента Республики Башкортостан Рахимова Муртазы Губайдулловича. С. 12.
12. Истоки. 2004. № 8.
13. Сидоров В. Был героем Салават. С. 4.
14. Телеканал «БСТ», программа «Ватан» 20.06.04.
