В тюрьме, где узкий свет дрожит,
Где стены тягостны, как стужа,
Где каждый шов надежду шьёт,
Весна приходит тихой стужей.
Где стены тягостны, как стужа,
Где каждый шов надежду шьёт,
Весна приходит тихой стужей.
Тупик глухой, оконный крест,
А в пальцах — шелк, весенний лепет.
Здесь цвет находит свой протест,
Здесь светлым робким швом он крепнет.
А в пальцах — шелк, весенний лепет.
Здесь цвет находит свой протест,
Здесь светлым робким швом он крепнет.
Стежок за стежком, жизнь за строкой,
На платьях — россыпь звезд ночных.
Здесь шьётся праздник под тоской,
И гаснет горечь дней глухих.
На платьях — россыпь звезд ночных.
Здесь шьётся праздник под тоской,
И гаснет горечь дней глухих.
Когда же ночь сомкнёт глаза,
Закроют двери чьи-то руки,
Мечта уносит в небеса,
Где швейный мастер шьёт без скуки.
Закроют двери чьи-то руки,
Мечта уносит в небеса,
Где швейный мастер шьёт без скуки.
Во сне машинка вновь поёт,
И стежка шёпот тихо дышит.
Здесь лица прошлого зовут,
И доброта в душе колышет.
И стежка шёпот тихо дышит.
Здесь лица прошлого зовут,
И доброта в душе колышет.
Но ночь безжалостна порой:
Молчание звенит, как сталь.
Заключены за дверью той
Мечты, одежда и печаль.
Молчание звенит, как сталь.
Заключены за дверью той
Мечты, одежда и печаль.
Я — звёздный след, я — стук сердец,
Я — стежки всех судеб непростых.
Где тьма застыла, там конец,
Где шьётся свет, начнётся стих.
Я — стежки всех судеб непростых.
Где тьма застыла, там конец,
Где шьётся свет, начнётся стих.
Мои узоры — словно путь,
Дорожки к солнцу, к небу, к воле.
И ты, дитя, не позабудь:
Ведь в каждой тьме найдётся доля.
Дорожки к солнцу, к небу, к воле.
И ты, дитя, не позабудь:
Ведь в каждой тьме найдётся доля.
Я знаю горечь твоих дней,
Я знаю, как грохочут стены.
Но мы с тобой сильнее теней —
Нам светит утро неизменным.
Я знаю, как грохочут стены.
Но мы с тобой сильнее теней —
Нам светит утро неизменным.
